Кто-то настойчиво стучал в железную калитку. Воскресенье, 8 утра. Вчера до позднего вечера я занималась домашними делами, потом просматривала квитанции об оплате коммуналки, подсчитывала расходы, составляла какие-то планы, расписывала, время от времени мысленно сокрушаясь. Денег было не много, перспективы с работой невеселые, и я, обложившись бумажками, тетрадками, засиделась до полуночи.

Стук не прекращался. Сонная и злая, я наконец вышла на улицу.

Тетя Надя находилась в каком-то приподнятом настроении. Ее короткие и седые, еле прикрывающие уши, торчащие в стороны волосы сегодня были прикрыты старомодным кокетливым беретом бордового цвета. На тучной, расплывшейся фигуре красовалась вязаная крючком кофта, особая гордость тети Нади. Она ее надевала только по праздникам, а сегодня добавила и тяжелые висящие серьги, и сумочку, на вид годов этак пятидесятых, противного рыжего цвета. Я уставилась на нее непонимающим взглядом, щурясь от майского утреннего солнца и убирая с лица светлые запутанные пряди волос.

- Ты что, не идешь?!

Я не поняла вопроса.

- Куда, теть Надь?..

- На референдум, деточка! - Она нетерпеливо оглядывалась по сторонам, кивая проходящим мимо соседям, которые, как и она, выглядели необычно празднично.

Воскресенье... Я подумала, что происходит что-то странное. Хотя через минуту вспомнила, в чем дело, ведь накануне думала об этом с внутренним раздражением и обидой. Референдум. Сегодня же одиннадцатое...

- Я не... - Я хотела сказать, что не собиралась идти на это абсурдное мероприятие, но вовремя прикусила язык. - Мы еще не готовы...

Соседка махнула рукой, и тяжелыми, но поспешными шагами бросилась догонять кого-то по улице. Видно было, что ее налившиеся ступни еле помещались в тесных, плохо разношенных новых туфлях, но ее это, похоже, сегодня нисколько не останавливало.

А я застыла у своих ворот, с грустью думая о том, что вот и настал день голосования за присоединение к России. Они так это называли. Они все это именно так и называли. Глядя на Крым, они восторженно верили, что стоят на пороге великих перемен в своей жизни.

***

У городской школы стояла очередь. Хотя на очередь это было мало похоже - это были сотни людей, если не тысячи. Я вспомнила Первомай в далекие 80-е, когда еще был жив дед, и меня тогда брали на демонстрации. Сколько мне было тогда? Лет 6-7? Мои воспоминания ограничивались радостными лицами прохожих, транспарантами, цветами, флагами. Что было спрятано за этими внешними проявлениями "радости", я не могла знать. Но сегодняшние толпы народа напоминали мне именно тех людей, именно тот праздник. Не помню, чтобы в наши дни в Украине, на Донбассе, люди шли куда-либо с таким же воодушевлением. Только в Союзе они выходили по традиции и бесплатно, а эти, сегодняшние, бежали за материальными благами. Несколько десятилетий - и цель мероприятий тихо опустилась от идеи и обязаловки до продажи своей страны тому, кто больше предложил.

Люди стояли группами, очередь продвигалась медленно, но все они о чем-то переговаривались, обменивались шутками, сплетнями о злостных бандеровцах и планами на ближайшее будущее. Незнакомые друг с другом, здесь кто-то тянул руку "соратнику по продаже", кто-то даже обнимался. Присев перед коляской чужого ребенка, заводил разговор с его родителями. Глаза горели, звенел голос, для многих это был, наверное, самый знаменательный день в их грустной непримечательной жизни. В эту очередь влилась и тетя Надя, в своей парадной вязаной кофте и смешном берете на торчащих в стороны седых волосах. Сердце ее готово было выскочить из груди, кровь пульсировала, ощущение почти счастья переполняло душу, и жизнь, казалось, обрела новый смысл...

То, что она никогда в своей жизни не увидела ни одного, хоть маленького, бандеровца, ей в голову не приходило. Никогда не имевшая особых проблем на Донбассе, не мучившая себя нелюбимым украинским языком и не испытавшая особой нищеты, она, счастливая и, как ей казалось, в высшей степени мудрая, сейчас стояла в очереди с целью продать свою страну.

(Отрывок).

На фото - 11 мая 2014 года. Донецк.