"... В машине холодно. Она быстро остывает, и я снова и снова завожу ее, чтобы прогреть.

Юлька дышит тяжело, ей снится что-то плохое. Время от времени она зовет меня, я бросаюсь к ней с вопросом, но выясняю, что она все еще спит. Тогда я укрываю ее еще одним слоем чего-то, что есть в машине - одеждой, пледом, горячим своим дыханием согреваю ее руки и прячу их глубже в ее рукава. Детская курточка уже становится маленькой - рукава вот-вот станут короткими, но пока это все, что у нас есть.

Мне плохо, когда ей снятся кошмары. Наверное, с каждым ее вскриком на моей голове добавляются несколько седых волосинок. Похожа ли она на меня? Я рассматриваю ее спящее лицо, высокий лоб и бледную детскую кожу, с которой ушел летний загар - и она тут же прячет нос в высоко поднятый воротник, хмурясь во сне. Похожа ли? Это на самом деле не столь важно. Важно, чтобы она стала сильнее меня. И счастливее.

Странно, но ведь я сама себя не чувствую ни слабой, ни несчастной. Помнится, бабуля моя покойная пережила и Голодомор, и Вторую мировую, а я вот переживаю эту войну. Каждой женщине - своя война. Но делает ли она меня слабой? Уставшей как собака - делает. Иногда отчаявшейся, но совсем иногда и не надолго - делает. Но и злой - тоже, и дерзкой, и настойчивой - тоже делает.

Я снова завожу машину, с сожалением наблюдая за падающей стрелкой датчика топлива. Невыносимо хочется горячего кофе, но взять его сейчас негде. Если бы не война, это было бы странное мое путешествие, сотни километров в неизвестность, непонятно зачем и по какой причине...

Если бы не война - я знала бы, куда возвращаться. А сегодня ты со свистом пролетаешь мимо стабильности и предсказуемости, и несешься туда, где тебя никто не ждет.

Нас только двое в этом мире. Я и она, спящая на заднем сидении остывающего автомобиля..."

(Наброски).