Антоха бухал.
Бухал долго, со вкусом к процессу, и я уж не силён в генетике, замоченной в алкоголе, и не знаю причин - но у хорошего, мирового парня Антохи родился ребёнок-аутист.
Не такой, как остальные.
Другой, более беззащитный, менее "свой" в этом лучшем, сука, из миров.
Жена, державшаяся во время беременности и два года после родов без глотка алкоголя и даже без сигарет - не потянула и рухнула. Антоха не понимал, какого хера, жена не понимала, "за что её Бог наказал", а малыш не понимал - что не так? Вот же он, живой, любящий, маленький - что вам ещё надо?
Однажды Антоха обнаружил себя утром на полу, жену - абсолютно упитой на кровати, сына - игравшего в кубики на подоконнике. Выставлявшего идеально ровную пирамидку. Антоха вытянул бутылку пива, посмотрел на неё, на жену, на квартиру, на грязные простыни, на себя, на сына и на пирамидку. Вылил пиво в вазон, погладил ребёнка и потащил жену в ванную.
Антоха трезвел.
Антоха работал на стройках, а в Киеве надо очень постараться, чтоб не заработать на ремонтах, Антоха закрутил жену так, что она боялась даже в сторону бухла посмотреть. В хате появились новые кубики для новых пирамидок, вазон расцвел, в ящике откладывалось бабло на отпуск - в одной кучке, и на домашнее обучение - в другой.
Собутыльники поотпадали, а друзей - не оказалось.
Бывший рубаха-парень и душа компании - Антоха въёбывал до девяти вечера, но только четыре дня в неделю, остальное время - играл с сыном. Подавал кубики. Телефон "хорошего мастера" начали передавать по руками, очередь на ремонты выстроилась на полгода. Давали плюс половину, чтоб быстрее - Антоха отказывался, работал четыре дня и возвращался домой. Жена забыла про безденежье, похмелье, грязные простыни и старалась лишний раз не дышать, когда папа с сыном собирали паззл.
Антоха воевал.
Антоха ушёл на войну, оставив дома приличный запас денег, плачущую жену и высокую пирамидку. Он провоевал почти четыре месяца, и погиб даже как-то негероично - чинил что-то в машине, не услышал свиста стодвадцатьвторого, не убежал, не нырнул, не успел.
Тогда посмертных бабок платили шестьсот с лишним штук, и жена бегала оформляла месяца два, а то и три. Мы ей помогали, точнее пытались. Сын сидел с соседкой, осторожно трогая кубики, выставляя их всё выше и выше и не зная, что для аутистов нет будущего в этом лучшем, сука, из миров.
Антоху похоронили.
Жена не вернулась к бухлу. Работает, моет, стирает, убирает, живёт. Не плачет, не жалеет себя, смотрит остро, говорит мало. Часто вспоминает Антоху, иногда гладит пальцами единственную его фотку с армии - пацаны стоят, небрежно держа автоматы, и он сбоку, улыбаясь.
Бухал. Трезвел. Воевал. Похоронили.
Она трогает его лицо, потом идёт на кухню, на подоконник, и трогает лицо сына, бо сын в свои девять - копия папы. Обнимает и гладит.
Но никогда не складывает с ним пирамидку из кубиков.
Никогда.
